Вот я могу вам один сон рассказать. Вот 18 июля у меня будет день памяти маме. Будет 16 лет назад она как умерла. Ну, она болела раком. Ну, и как бы в принципе-то уже конец-то был такой, что… Ну, знала, что умрёт. И вот она мне говорила. А мне было 30 лет тогда, в ту пору. И она мне говорила, что: «Таня, — ну, всё равно уж дело-то идёт к этому, к концу, — случись чего, чёрный платок поноси до сорокового дня, а потом, говорит, больше не носи. Молодым чёрный не идёт. — Ну, вот как бы у неё-то… — А до сорокового-то поноси».

И вот можете, нет, вот вы себе представить, канун сорокового дня мне снится сон. Как будто бы я выхожу замуж. И вот мы с мамой, значит, ну, обсуждаем, там вот платье какое я буду шить. И она мне говорит: «Ты, девка, верх-то сшей белый, а низ-то — чёрный». А я говорю: «Мама, как чёрный? У невесты же платье белое. Ну, как это?» А она настаивает: «Вот тут белое, а там чёрное». И так мы с ней ни к какому к общему такому как бы не пришли выводу.

И вот я на второй день-то проснулась, и я побежала к своей тёте, в Дорогорском, у мамы… у отца к сестре, к тёте Гале. И вот рассказываю ей, говорю: «Тётя Галя, вот ты представь себе, вот мне такое приснилось». Она мне и говорит: «Слушай, говорит, Таня, платок, говорит, чёрный ты не снимай и носи». Ну, как-то принято, общепринято, что траур носится ведь до годового дня. «Носи, говорит, платок и не снимай». И я носила чёрный платок до годового. До 18-го июля как бы следующего года я носила, ну, или платок, или повязка ле, ну, в общем, что-то такое тёмное. А платок я так и не сняла.

И вот она говорит, это вот приснилось, что: «Ну, вот надо ей, чтобы ты всё-таки её как бы повспоминала, траур вот соблюдала». И я носила платок до сороково… до годового. И вот хоть верьте вот, хоть нет. Вот приснился такой сон. «Сшей платье вот, сверху белое, а снизу чёрное». И всё. Вот так вот. Так что вот.