<<   Адоньева С. Б.  Женщина как территория: «суженая» в мужском биографическом тексте

 

«Люби девушку до крайности, но не выдавай всей тайности»
(из дневника Беспалова)

ха, я никого кроме своей анимы не люблю.
Только разве что проекции...
И угадай, на кого же спроектировалась моя анима вчера-позавчера?
Ты будешь смеяться.
(Из Живого Журнала, 2006)

Несколько лет назад в числе других биографических материалов (дневников, биографий и пр.) Вашкинского района Вологодской области в моих руках оказался один дневник. Дневник Дмитрия Петровича Беспалова, представлял собой рукопись в линованной тетради без обложки. Он начинался с даты «10 сентября 1945 года» и заканчивался датой «20 августа 1946 года», охватывая один год жизни автора, которому в феврале 1946 года исполнился 21 год. Об авторе, помимо информации из дневника, известно немногое: известно, что он уехал из родного края в конце сороковых годов, известно также и то, что он умер в семидесятых годах. Дневник был найден среди прочих брошенных бумаг в деревне Остров и определен в архив краеведческого музея. Из текста дневника мы знаем о том, что его автор был призван  на фронт в 43 году, получил ранение и по инвалидности вернулся в свою деревню в 45 году. Он – инвалид, но особых психологических страданий по этому поводу автор не испытывает, он носит свою инвалидность как знак воинского отличия. По этому поводу он приводит, очевидно – собственного сочинения,  стих, названный «Вещь №2100» - номер его протеза:

Вещь № 2100

Я помню сорок третий год – год перелома,
Степей Полтавских гладь, и дым пороховой
И радостные дни фашистского разгрома
Арена схваток жарких за Донец-рекой...
Все живо так в уме моем родилось снова,
Как будто считанные дни с тех пор прошли
Как наяву... и дым горящего Ростова,
И танком смытые степные ковыли...
И тот сентябрьский день, что утро роковое
Явилось для меня последним днем боев...
И воя вражьих мин жужжание страшное
И день, страданиями полный до краев...
И режущая боль смертельной, черной раны
И жалкий стон прощальный воина во мгле
Изрытый минами, пологий склон кургана...
И алый ручей русской крови на траве.
Все просто так и ясно снова представляю
Как будто бы сейчас, вчера был этот день...
И с каждым споминаньем дрожью покрываюсь
И по лицу сбегает муки долгой тень.
Не умер я, но страшный след войны великой
Лег несмываемым пятном на жизнь мою
И вещь 2100 как память, как реликвий
До самой смерти я с почтеньем сохраню.

6 марта 1946 г.

День получения очередного, по счету второго, протеза».

Дмитрий Беспалов читал военные романы: в дневнике он рассуждает о «Непокоренных», о романе Ванды Василевской  «Радуга». Но читал он не только советскую литературу, но и классику: цитирует пушкинскую «Метель», и «Я помню чудное мгновенье», цитирует Лермонтова, участвует в постановке «Бедной Лизы» в сельском клубе.

Дмитрий Беспалов работал счетоводом в конторе, очевидно – по инвалидности.

Его слог, очень пластичный, автор свободно переходит от повествования к диалогам, расписанным «по ролям», от них - к лирическим отступлениями гоголевского пафоса и пейзажам бунинской красоты и точности, и сразу после подобных литературных взлетов – к деревенскому просторечию

Основной  сюжет дневника  – личная и общественная жизнь молодого человека  в послевоенной советской деревне. Но кроме этого, в нем отражены его взгляды на цель и смысл жизни вообще, его риторические и поэтические опыты, ориентированные на классическую русскую литературу с одной стороны и на фольклор, с другой. Его речь сложно соединяет в себе стиль просторечия и литературного письма. Письмо, наряду с изящным четким подчерком, отличается почти безукоризненной грамотностью.

Речь автора  обращена к самому себе и, как часто это бывает в юношеских дневниках, к неведомому, но предусмотренному, читателю. Являясь тем самым, спроецированным в будущее и в нем случившимся, читателем, я позволю себе обсудить наиболее значимую для автора тему – любовь. Она раскрывается и через особую риторику, и через описание биографических событий. Попробуем разобраться в мужской матримониальной позиции, в том ее виде, в котором она предстает перед нами в дневнике рядового жителя СССР 40-х годов.

Девушки и отношения автора с ними - главная тема дневника Дмитрия Беспалова. Их поведение и собственное отношение к ним является постоянным предметом авторской рефлексии. А поскольку эта сфера отношений дана через призму авторской оценки, одной из наиболее интересных задач для меня - выделение тех характеристик, посредством которых пишущий дневник молодой мужчина конструирует для себя женский образ. Через описания нескольких женщин, героинь любовных сюжетов дневника, за счет оценок и определений, которые им дает автор, перед нами предстает образ женского alter ego, а также те стратегии своего собственного и женского поведения, которые воображающий способен представить. Вместе с тем, наряду с индивидуальной оценкой, герой автобиографического сюжета предъявляет определенные культурные и поведенческие стереотипы мужского поведения. Эти стереотипы заданы  традицией, в которой он родился и возмужал. В авторском биографическом тексте сталкивается коллективное и индивидуальное, и это составляет для меня наибольший интерес.

Как мы увидим из текста, сфера деревенских отношений между полами оказывается областью практически не известной и в значительной степени не понятной городской культуре. Она регулируется моральными установлениями, культурные и социальные основания которых  могут лишь обсуждаться. Собственно, мы узнаем о них именно благодаря тому, что эти установления  становятся предметом сюжетной интриги, которую разворачивает Дмитрий Беспалов как герой в своей жизни и как автор – в своем тексте.

Правила «любовного» поведения, отраженные в дневнике, обнаруживают определенную «экзотику» советской крестьянской повседневности. Но, вместе с тем, они оказываются подозрительно узнаваемыми, что позволяет определить общие места в матримониальных установках, переживаниях и «любовной речи» советских поколений.

Наряду с привычным для дневника способом рубрикации текста – по датам, представлен и другой способ выделения фрагментов текста - заголовки, что делает дневник похожим на собрание рассказов. В подавляющем большинстве случаев – это рассказы о любви.

Ночное свидание (12 сентября), На развилке дорог (15 сентября), У Нади В… (ночь с 18 на 19 сентября), Под огнем старой любви (27 сентября), Праздник на Холую (10 сентября), Монолог Лены (тогда же), Монолог Тани (14 октября), Что дала мне первая ночь? (тогда же), Что дала мне вторая ночь? (15 октября), Ночь на берегу Кемы (22-23 ноября), 22 год моей жизни (7 февраля), 10 февраля 1946 года – день выборов в Верховный Совет СССР, 24 февраля 1946 г., Каковы плоды моего вчерашнего вечера?, 17 марта – Развязка.

Основные события таких рассказов – встречи, провожания, а также совместные ночевки героя с его девушками.

В советской послевоенной деревне отношения девушек и парней имеют две «площадки» - публичную, и интимную. Публичная площадка – клуб, в котором собиралась молодежь и в котором отсутствовали старшие, и места летних уличных гуляний: берег реки, мост, поле за деревней. Связи между девушками и парнями, создание «парочек» и разрывы, составляя главную интригу молодежных отношений. При этом они были закрытой темой для обсуждения со старшими – родителями. «Гуляй, с кем хочешь, а на крыльцо не заводи», - т.е. – родителям не представляй, поскольку такое представление может означать только одно –  намерение пожениться. Это странное для городского обычая правило можно объяснить деревенскими способами организации приватного личного пространства. В деревне – где все соседи вынужденно встречаются друг с другом многократно, где в доме нет выделенных приватных территорий, отдельных комнат, были и есть особые тактики выделения личного пространства. Так, соседи никогда не заходят друг к другу без особого, многократно повторенного хозяевами, приглашения. Я думаю, что правило избегания обсуждения любовных отношений взрослеющих детей была одной из тактик выделения приватного психологического пространства, способ создания личностных границ, каким-то образом компенсирующий недостаток приватности.В дневнике Беспалова есть описание, показывающее характер этих негласных правил:

«Вот мы на Совалихе. Тарантас поравнялся с окнами Таниного дома. Таня выскакивает с тарантаса. Я вглядываюсь в окно и вижу очертания лица Таниной матери. Таня, хитро улыбаясь, посматривает на окна своего дома…

Мать сидела у окна и провожала взглядом удаляющийся тарантас. Таня, вошедши в избу, начала раздеваться. Мать спросила:

–    Таня? В тужурке с воротником-то это не Митя?

Таня покраснела до ушей:

–    И интересно тебе, мама, знать это. Какое твое дело.

Мать хитро улыбнулась:

–     Ну ладно… мне никакого дела нет…»

Описанная сцена разрушает дневниковый канон: автор описывает то, чего он не мог видеть, он описывает «типические обстоятельства».

Родители узнавали, с кем «гуляет» их дочь или сын, только от посредников. Об этом могли сообщить соседи: «Видала я, как твоя Зинка с Петькой нашим трется!», «А твой-то за павшозеркой приударил!».  Информация была травмирующей, поскольку родителям положено было проявлять публичное негативное отношение к факту наличия ухажера или  ухажерки у сына или дочери, а также и потому, что посторонние демонстрировали свою осведомленность в вопросе, который был закрыт для обсуждения даже внутри семьи. Обычно, о том, кто кому «милка» и «милёнок», родители узнавали от младших детей, которые специально ходили на разведку к месту летних молодежных сборищ, чтобы подсмотреть, кто с кем гуляет.

Удивляет и еще одна особенность деревенского этикета, захваченная повествованием дневника. Парни, отправляясь на праздник в другую деревню (за два десятка километров), просят у начальства лошадей. Их девушки, «милки» идут пешком:

«Лошади скачут, вытянув вперед головы, гармошка, дико огрызаясь, выигрывает наразвал; колеса, прыгая в колеях, едва дотыкаются до земли…

Павшазёра едут…
…Милая моя, ты моя и будешь-то…

–    Вон и наши – вдруг обвернувшись, говорит Сашка. – В самом деле. За Юркиной мы догнали девушек.

Ольга – подруга Сашки, Женька – занимальщица Ваньки, и моя… Таня, – шли вместе.

...Ты меня, мазурика,
не скоро и забудешь-то…

Визгнула гармошка, прогремели колеса, и остались сзади наши любушки…

Половинная гора… Все так же играет гармошка, все так же, вытянув шеи, несутся разгоряченные кони…

Остров бежит нам навстречу».

Этот эпизод становится понятен на фоне других историй о молодежных гулянках, а также – обычая гостьбы молодоженов.  На гулянку девки и парни прибывают порознь, уходят под покровом ночи – парочками. Парень провожает свою девушку до дома. Приезжают на праздник вместе, на лошадях, только супружеские пары.

Интимная площадка, на которой разворачиваются отношения молодежи – вечерние свидания, которые составляют предмет развернутых описаний в дневнике Дмитрия Беспалова:

«11 сентября. Ночное свидание

Поздним вечером, когда все окружающее окуталось мраком ночи, я шел на свидание с любимой девушкой Таней.

Ночь была по-осеннему темная и холодная. С самой вышины неба неясно проглядывали звезды, а горизонт был затянут серыми сплошными тучами. Гонимый страстным влечением к этой простой деревенской девушке с дорогими достоинствами, я не замечал ни холода, ни темноты. Мысль, что там, за темнеющим вдали леском, я встречу своего милого друга, заставляла меня ускоренным шагом двигаться вперед. До самой Ивановской я шел свободно, безо всякой предосторожности, но подходя к деревенскому отводу, я вынужден был остановиться; громкие голоса раздавались в деревне. Во избежание излишних разговоров по адресу Тани, я решил не показываться в деревне. Перескочив через канаву, я вышел на чей-то огород. И так, придерживаясь огородов, и ближе возле дома, я добрался до места назначенного свидания. Ворота были закрыты. Я стукнул, и ворота сами открылись. Постучавшись во двери и услышав оттуда, из избы, положительное «Да!» я зашел в комнату.

       В комнате было темно и тихо, только стенные часы сдержанно тикали. Постояв на месте и приглядевшись к обстановке, я прошел вперед и сел на лавку. Надя спала в маленькой комнате за перегородкой.

  1. Митя, - вдруг обратилась она ко мне, - Тани еще нет. Пойди ляг на койку, что там в углу, у порога.

Таня пришла поздней ночью. Поговорив немного со своей крестной Надеждой, она разделась и легла ко мне на койку. С мая месяца мы не встречались так, ночью. Я был очень рад, что семена, брошенные на свежую почву любви, дали хорошие плоды. С каждой новой встречей чувств любви становиться больше, а плохих мнений о ней, которые были раньше, остается все меньше и меньше.

       Ночь прошла в атмосфере чистосердечной любви и искренней дружбы.

Юность! Один случай, одну ночь, проведенную в объятиях любимой девушки, я не променял бы на год одиночной старческой жизни. Что может быть счастливее для двух сердец, соединенных воедино крепкими неразрывными узами любви.                           

Я вышел из дома рано утром. На деревне было еще темно и тихо.

  1. Митя, - шепотом сказала Таня в окно, - иди быстрей. Не попадись, хоть, кому-нибудь.

Едва я вышел на дорогу, как навстречу мне попали ивановские женщины. Ну, думаю, все. Опять разговоры, опять Тане придется покраснеть перед матерью. Бабы ничего мне не сказали, а я, опустивши вниз голову, медленно прошел мимо них и скрылся в предрассветном тумане».

Это – один из первых любовных эпизодов дневника, прекрасно представляющий авторский стиль. Мы же обратим внимание на две детали, связанные с деревенским обычаем. Одна из них – относится к принятой в деревне практике отношений между неженатой молодежью, которую описывает автор. Парень встречается со своей девушкой в доме ее крестной, где они вместе ночуют. Крестная знает об этой встрече, но для посторонних этот факт должен остаться тайным, ибо этот может послужить поводом для  стыда девушки перед матерью. Эту особенность отношений между родителями и взрослыми девушками-дочерьми комментировали нам наши информанты. Так, жительница Вашкинского р-на объясняла мне, что встречи с парнем проходили вне своей деревни в том числе и по тому, что попасть на глаза своим родителям в сопровождении парня было стыдно. Представление его родителям могло произойти только в том случае, если он сватался. В связи с этим напомню читателю сюжет одного из самых популярных советских фильмов военного времени «Небесный тихоход». Героиня фильма объясняет герою, как она собирается обнаружить свой любовный и брачный выбор: «Я скажу: - Вот мой папа. – И он сразу все поймет».

Другая деталь, смысл которой будет ясен из следующих эпизодов, характеризует тематический уровень текста. Это – определение, которое дает девушке автор: «простая деревенская девушка с дорогими достоинствами». Прямое отношение к этому определению имеет оценка отношения к ней автора-героя: «С каждой новой встречей чувств любви становиться больше, а плохих мнений о ней, которые были раньше, остается все меньше и меньше».

«13 сентября

«Митинг окончен. Молодежь разбирает скамейки, и начинается вечер. Мы сплясали два раза ланца под игру Героя Советского Союза т.Верняева. После чего, охладев к вечеру, занялся Таней. Весь долгий вечер до самого конца просидели вдвоем. В непродолжительной беседе обсудили ряд важных вопросов.

Я все больше и больше начинаю углубляться в тайники ее души, тем самым открываю новые отличительные стороны ее характера. Вчера я понял, что то, что она задумала, трудно перевернуть. Причина: она очень и очень пуглива и стеснительна».

Из дальнейшего контекста становится понятно, что задуманное Таней -  сохранение девственности до женитьбы. Ее неготовность отдаться своему «милёнку» - тема, которую автор постоянно с ней обсуждает и обдумывает наедине со своим дневником. «Перевернуть» нашему герою оказывается трудно именно это ее намерение, причинами ее упорства автор дневника называет стеснительность и пугливость. Собственное желание «перевернуть» это намерение девушки предмет его рефлексии не составляет.  Из этого отрывка мы узнаем, что совместные ночевки парня с девушкой могут не предполагать акта соития.

Следующий эпизод представляет нам автохарактеристику пишущего на фоне характеристик, которыми он снабжает своих друзей:

«14-го сентября.

Отличительной чертой моего характера является смелость обращения со всеми в различной обстановке и в любом обществе. Из общего числа своих друзей к этому типу я отношу Толю Богданова. Правда, сейчас он мужик, но сердце то ведь то же (то есть он женился, - С.А.). Сашка Беспалов целиком единомышленник, исключая вопрос личной жизни. Вася Трофимов через чур смел во всех делах, как цыган, меняет ежедневно своих девушек. Смеется открыто, а они почитают это любовью. Иван Межуев он тоже парень артельный, как говорят, но действия его ограничены. Павлуха смел в гулянке, к девушкам малодушен, что непростительно для инвалида  войны. Гулянка у всех нас стоит выше личных интересов, даже любви. Будучи пьяный, я не могу жениться, а выпиваю каждый праздник и притом хватаю земельки. Это значит, что в праздник мне не жениться будет, а в будни времени свободного у обоих не хватает     ».

Глаголом «смеяться» автор определяет некие отношения парня к девушке, возможные для иной их интерпретации с женской точки зрения: «они понимают как любовь» действия «смеющегося» над ними парня.

«Гулять» - важнее, чем жениться, это обстоятельство оценивается как возрастной, гендерный и, что важно подчеркнуть, «артельный» приоритет. Наш герой предпочитает интересы  «артели» (сообщества парней) личному интересу. Поскольку на праздниках парням положено «гулять», он не может предпочесть личное желание жениться,  групповому правилу. Названная причина расценивается повествователем в качестве реального препятствия к желанному браку. Это замечание нуждается в этнографическом пояснении. Со времен коллективизации (начало тридцатых годов) и, уже повсеместно – после войны, на Вологодчине была принята новая традиция свадьбы: без сватовства. В обычаях края, к 1930-м годам практически полностью вытеснивших традиционную свадьбу – со сватами, дарами, свадебным пиром и причитаниями невесты, был брак «уводом» или, как его называют здесь – «самоходкой», «самокруткой». Парень и девушка предварительно договариваются о своем намерении стать мужем и женой. После чего, обычно - во время праздничных дней, парень уводит девушку с гулянья к себе в дом, где их ждут его родители за накрытым по этому случаю столом. Такой визит расценивался как переход в замужество, возвращение в дом родителей после него, даже если оно происходило в тот же день, считалось постыдным. Для совершения этого ответственного действия парню следовало быть трезвым. Это требование и останавливает от женитьбы автора повествования, предпочитающего гулянку любви.

Правила свадьбы «самоходкой» или «самокруткой» состояли в том, что парень, получив согласие девушки, а в некоторых случаях, и не получив его, насильно или обманом, уводил ее после гулянки к себе. С точки зрения общественной оценки она «вышла замуж», «потеряла честь». Так одна из жительниц Вашкинского района, рассказала, что ее замуж увели обманом. Парень пригласил ее зайти к нему в дом выпить квасу во время праздничной гулянки и, в тот момент, когда она находилась с ним в его доме, мать парня «побежала по деревне» и сообщила соседям, что Нина вышла замуж. Обратной дороги для Нины не было: «так тридцать лет без любви и прожила».

Социальные риски такого «захода в дом» лежат на девушке, что хорошо представлено в частушечной традиции:

<А если девушки самоходкой уходили - тоже с приданым?>

Да, с приданым. Пойдёт дак...

Самоходкой идти ходко,
А к утру раннему домой.
Вот те, мама, самоходочка:
Прогнал мужик домой.

<И такое было?>

Ну...

<А что тогда, если прогнал?>

Ну, не понравилась.

Это – рассказ женщины. Следующее пояснение этой традиции было записано от мужчины:

«В сорок девятом году, девятого мая снюхались да и всё. Три года и четыре мисяца ходили...ну, встречались. А потом поженились.

<А сватались?>

Нет, какой...Самоходкой.

Самоходкой милой звал,
Трудодни выспрашивал.
Девяносто трудодней
Приданое припрашивал.

Я уже в леспромхозе работал, а она в колхозе... Ну, и вот поженились, самоходкой приехала. Прожили сорок шесть годов».

Именно такой сценарий женитьбы обдумывается Дмитрием Беспаловым.

Следующий эпизод дневника интересен и с точки зрения литературной, и с точки зрения поведения и намерений героя.

«На развилке дорог.

На развилке дорог, что сходятсе, идущая от Артовы к Ивановской и от Малеевы к Ивановской, на небольшом деревянном мостике темной сентябрьской ночью встретился я со своей любимой. Встреча эта не была неожиданной, нет! Встретились мы с ней в клубе, а сюда пришли только для того, чтобы провести время на свежем воздухе, и притом в полном уединении, вдали от чужого глаза и слуха.

Итак, я уже сказал, что мы сидели на мостике. Было довольно прохладно, и я, одевшись в один летний пиджак, чувствовал холодок, а чтобы согреться саму и согреть Таню, я до невозможности прижался к ней, обхватив ее руками и так прижал к себе, что посторонний глаз подумал бы, что это сидит один человек; уж до того близко мы были друг от друга. Наш разговор не выходил из рамок личной жизни. Я упорно и настойчиво продолжаю испытание ее характера. Она тверда, но все же добился признания в том, что она страдает больше, чем какая-нибудь девушка, только страда ее не выливается наружу, как например у Нины у Сорокиной, а замирает в тайниках ее души, что, по-моему, еще тяжелей. Я предложил ей свою руку. Она соглашается быть моей женой, но ввиду создавшейся семейной обстановки и личных дел (принудиловка) [1] просит обождать. Мысленно я соглашаюсь с ней. Пусть, думаю, будет так. Для меня все равно, что сейчас, что после. Открыто же я заявляю ей, что я ждать не в силах. Она и на это не соглашается. Тогда я решился тронуть ее молодое, знаю, что до безумия влюбленное сердце, ласками. Но только до Пречистого [2], а там, если ничего не получится, постараюсь запугать ее хладнокровным отношением…

Итак, ласками я стараюсь тронуть ее сердце. Большой опыт в обращении с девушками даст мине возможность вывести ее из точки замерзания. Эх! Молодость! Горячая пылкая любовь! Что может быть интересней и восхитительней моего положения, когда сердце любимой девушки бьется тут, рядом с твоим, и каждый удар его встократ сильней отзывается в жилах, вскипает молодая горячая кровь, и уста наши, освеженные ночной прохладой, соединяются воедино… Наперекор любви я продолжаю игру на ее нервах. Пока еще получаю ответные удары, а в будущем не знаю…»

В этом эпизоде герой обнаруживает свою игру и обсуждает ее стратегию. Он узнает, что девушка готова стать его женой, но конкретные и тяжелые жизненные обстоятельства – принудительные работы, на которые одна должна отправиться, препятствуют скорой свадьбе. Сопоставив два вида препятствий – участие в гулянке - для героя, и принудительные работы - для героини, нетрудно понять, что степень их матримониальных намерений неодинакова.

Герой соглашается с тем, что основания для  откладывания срока свадьбы достаточно вески, но не признается в этом своей девушке. Ей он декларирует свое непременное и горячее желание скорейшего брака. Предметом завоевания, стратегию и тактику которого основательно планирует герой, является девственность его подруги, которую он должен «взять» непременно. Настойчиво выражаемое желание жениться – одна из применяемых им тактик для преодоления ее сопротивления в вопросе секса.

«Вечером пошли в клуб, где должен быть вечер. Как мы ожидали, так и получилось, вечер выдался на славу.

Часть вечера посвятил общим интересам, а большую часть личным делам. В короткой беседе с Таней, я понял, что она все тех же мнений, что для меня не понравилось, и ранее существовавшая мысль тронуть сердце ее лаской вылетела в дым. Против горячей любви к ней наперекор всем чувствам, наполнявшим мою душу, я смутился, нервно забилось сердце,  и холодное отвращение к ней заменило прежние ласки. Я чувствую, что люблю ее и люблю сильно, но нервы мои, расшатанные на войне, не могут мириться с подобным.

Мы еще постояли немного; разговор уже не вязался, я не мог отвечать ей хладнокровно; она это заметила и пожав мне руку пошла:

Ну, и пока!

Я не ответил ей не слова, только молча смотрел вслед удаляющейся фигуре. Так и стоял, неподвижно, до тех пор, пока она не скрылась во мраке ночи. Что будет дальше? Задаю я вопрос сам себе. Или любовь к ней перешибет все остатные мысли и чувства, или своя честь превзойдет любовные грезы к простой девушке, и долг неприкосновенности к личности, воевавшей за родину и не доступной для осмеивания, превзойдет любовь. Я забуду ее раньше, чем она надумает выйти за меня взамуж…»

Этот эпизод вводит очень важное для авторской позиции слово - «честь». Неуступчивость девушки представлена в тексте дневника как угроза его мужской чести. «Смеяться» применительно к мужскому поведению означает вступить в сексуальные отношения, не имея «серьезных намерений», и нанеся, тем самым, урон женской чести. «Смеяться» - применительно к женскому поведению, следуя оценке автора, означает отказывать парню в физической близости. Этот наносит урон мужской чести. Взаимоотношения девушки и парня представляются в этом случае как борьба, состязание. Выигрышем в ней является собственная репутация – «честь». Из любви, организованной таким образом, как поединок, выходит победителем только один, а следовательно, союз – не предполагается. Девушка, желая подтвердить свою «любовь», уступает и, тем самым, теряет честь, что осуждается парнем. Автор называет женщин – «продажные души», но при этом во всех случаях, когда появляется такое определение, речь идет о ситуации, когда девушка «продает» свою девственность в обмен на ласку. Парень теряет свою мужскую честь, не добившись обладания. «Высокое» отношение парня к девушке, его «серьезные намерения», проявляются в готовности блюсти ее девичество до свадьбы. Ценность «чистой» девушки, ценность ее девственности как таковой сохраняется на всем протяжении советской эпохи. Эта патриархальная норма сохраняется в оценках  повествователя, и указывается им как качество, отличающее деревенских девушек от городских.

Обратим внимание на выражение «серьезное намерение». Это выражение в русской речи в ситуации разговора о любовных отношениях используется как эвфемизм: так говорят о парне, встречающемся с девушкой, выясняя, хочет ли он на ней жениться. Намерение – иметь близость, быть рядом с предметом любви. Несерьезное намерение – иметь подобные отношения, но - не нести за них ответственность. Серьезное намерение – посредством женитьбы взять на себя/разделить ответственность за плоды сексуальной близости.

Этот оборот, определяющий довольно сложную конструкцию матримониальных отношений, по-прежнему актуален для русской речи. «Серьезные намерения», судя по контекстам Интернета, бывают у трех типов действующих лиц – компаний в отношении бизнеса, политиков, партий  и стран в отношении друг друга и мужчин – в отношении женщин. Этот смысл выражения разрабатывает реклама:

«Цифровая зеркальная фотокамера PENTAX *ist DL –
доступная, но с серьезными намерениями!»

То же значение сохраняется в речи блогов:

«всячески показывай, что у тебя серьезные намерения и ты не один из этих гадских ветряных самцов…»

«В маму влюбился дядька из соседнего дома, уже неделю кругами вокруг ходит, караулит, телефон раздобыл, требует ответа! ))) …дядьку  топлю вопросами по телефону, вроде таких " А у вас серьезные намерения, мужчина? А с жилплощадью все в порядке? Не пьете? Ну ладно...Мы подумаем. Ожидайте...:)"  

Следующий эпизод открывает появление нового фигуранта любовной интриги героя, и показывает его отношения к собственным любовным сюжетам именно как интригу.

«Накануне пречистого, т.е. 20 сентября 1945 года бригадир Настя Жбанова, вошедши в контору, сообщила мне одну весьма затронувшую меня весть: едет домой Нюрка Орлова.

Мною овладевало какое-то непонятное чувство к этой теперь уже отдаленной, чужой девушке. Я поминутно поглядывал на артемовский наволок, дабы увидеть там рыжую лошадь. А что тянуло туда, и сам не знаю.

Увидел я ее нечаянно. У левкиной байны, прямо на улице, меня подстригал Вася Жбанов. Из байны шел дым, и пахло горелым спиртом: Левка гнал самогонку.

Вон едут! – вдруг окончивши подстригать, сказал Вася Жбанов.

Я оглянулся. В самом деле, они ехали уже совсем рядом с нами. Вот и она, та, которую любил я целые три года…»

Итак, любовная ситуация героя осложняется выбором и возможностью сопоставления прежней девушки – Нюрки Орловой, и девушки Тани.

Отсутствие  игры в поведении любимой девушки Тани вызывает его недоумение: «почему она так открыто открывается?». Сам же повествователь полностью поглощен игрой: он делает «намеки», «дает понять», «применяет» ласку:

— Нет, Митя, не правда! — Говорит Таня со смехом. — В жизни я никого не любила окроме тебя.

Я не мог определить, почему она так думает; так открыто открывается. После нескольких намеков, я снова перехожу на тему, интересующую меня больше всего:

— Ну, Таня! Сегодня тот день, после которого события будут развертываться по-другому. Пойдешь ли ты сегодня в Ушаково, говори открыто, а то ждать я не могу больше. (Я знал что мать у ее больна, но все равно говорил. Одновременно с этим дал ей понять, что здесь, на гулянке, есть Нюрка Орлова, предмет моей прежней любви).

Ты, Митя, почему не можешь обождать? — отвечала она, — ведь время еще не ушло, еще наживемся и вместе!

Тут я снова применил все, на что способно было мое сердце, и жгучий огонь любви до того разжег ее душу, что она не в силах была сидеть.

Всякий раз, как только мы встречались с Нюркой О., я замечал в лице Нюрки перемену: она опускала вниз глаза; бледный румянец заливал все ее лицо до самых ушей. В глазах же моих она могла прочесть только гордую насмешку и упрек. Находясь с Таней, я все больше и больше начинал задумываться о Нюрке. Но делал вид, что на меня это не действует, и при каждой встрече казался хладнокровным, что ее, Нюрку, мучило больше всего.

Проводив Таню домой, я вернулся на гулянку. Людей было еще очень много. Я нарочно проходил один мимо Нюрки Орловой, и пел примерные песни, стараясь тем самым тронуть ее сердце. Но не подходил к ней даже близко».

Примерные песни в этой традиции – частушки, которые тематически подходят к наличной ситуации. Исполнитель поет «примерную песню», которая как-то связана с его отношениями к  тайному или явному адресату частушки. Она поется на публике, адресат может лишь догадываться относительно того, к кому она обращена.

Повествователь прекдставляет свое поведение как стратегию завоевания: он совершает ложные маневры в отношениях с Таней, добиваясь ее близости, одновременно он интригует со своей прежней возлюбленной – Нюркой.  В первом случае цель его тактики – физическое обладание, стремление к которому он мотивирует любовью. Во втором случае свою нелюбовь  - «сдержанность», он мотивирует своим неуважением к Нюрке, вызванной молвой о том, что она «баба», то есть, собственно тем, чего он старается добиться с Таней. Завоеванная территория представляет для него меньший интерес, чем «ничья земля», которую еще нужно «освоить»:

«23 сентября. 3-й день. Третий день ознаменовался неплохо. С самого раннего утра и до трех часов дня пили и гуляли в Ларине у Люсика и у Васи Трофимова. Выпили три литра вина и самогонки. Пьяные были до невозможности. Придя оттуда в Мытчиково, Сашка, Павлуха и Ванька Межуев легли спать, а я пошел к Маруське Б. У Маруськи были ребята с Холуя – Мишка и Федька, и наши – Люсик, Настя и Нюрка Орлова, Катя Вашкина и Тося. Я влился в их общество, но казался хладнокровным. Взгляды наши не встречались. Спустя малость времени Настя вызвала меня на улицу и вручила письмо. Распечатав, я прочитал следующее:

«Дмитрий. Вот прошло уже два дня, но разговора я с тобой не имела. Поверь, как тяжело все это пережить… Митя. Чтобы то ни произошло, но поскольку любила я тебя 3 года, то мое сердце не отстыло и сейчас. Правда! Виновата я, но раз так, то я должна, все, что было, передать тебе. На неделе мы с тобой должны встретиться. 23/IX-45. До свидания – Орлова».

Перед глазами моими проплыл образ девушки, любимой мною целые три года. Ушли в далекое, неизвестное прошлое те минуты сладких свиданий и тягостных переживаний, и боль разлуки. Осталась лишь молва народная: баба!.. И только лишь эта молва да любовь к Тане держат меня в хладнокровии.

ечером в помещении клуба были танцы. Пьяных почти никого не было. Только мы с Сашкой малость выпили одеколону, разведенного в воде. Я все больше и больше становился нехладнокровным к Нюрке, и если бы не было Тани, бросился бы к ней на шею и обнял бы ее, как было раньше. Таня же, видя мое необыкновенное поведение, молча сидела в самом углу. Я подобрал удачный момент и сел к ней на колени, дабы ласками и теплым отношением развеять ее мрачные мысли. Мне это удалось, и после десятиминутной беседы она стала весела и разговорчива!..

Вечером 24 сентября 1945 г. Люсик Петров от имени Тани сделал следующее заявление: Митя, Танька наказывала, чтобы ты, ради любви ее, не гулял с Нюркой Орловой. Если подойдешь к Нюрке, то наденешь позорную маску на лицо невинной девушки.

Не прошло и часу с тех пор, как уехал домой Люсик, я получил новое заявление от Маруськи Беспаловой: Митя, знал бы ты, как переживает Нюрка. Вчера вечером, говорит она, я была без ума — лучше бы его и не было. Сегодня она приглашала тебя в Малеево к Онисье, ночевать. Обязательно должон ты сходить.

Маруське я не сказал ни слова, только задумался над таким вопросом: как быть? С Нюркой связана горячая трехлетняя любовь. Все лучшее расцветающей юности было отдано ей. Любовь к ней была исключительно сильной. С именем Тани связана дружба особенная, основанная на основных законах любви. Ее я избрал предметом последней любви — она должна стать предметом моей собственности. За дерзкое нарушение правил любви, Нюрке я решил отомстить хладнокровием, что для нее, в данный момент, явится самым тяжелым испытанием. Таню же я, клянусь богом, не забуду. Пусть она заменит минуты сладостных свиданий с Нюркой, ушедшей в неизвестную даль — в прошлое, а Нюрка пусть пострадает».

В этом отрывке дневника появляются определения, позволяющие увидеть различия в отношении к женщине. Во-первых, речь идет о неких правилах  - «основных  законах любви», которые были нарушены в первом случае и соблюдены во втором. Во-вторых, как это видно из текста, время для любви повествователь определяет своим холостым положением, последняя любовь (девушка) - есть будущая собственность (жена).  Женатое положение, очевидно, не предполагает чувства любви. Жена - это собственность, замечает автор.

Следующий эпизод, достаточно объемный, интересен с нескольких точек зрения. Он открывает нам еще одну форму традиционного добрачного поведения - совместные коллективные ночевки. Интересен этот эпизод и потому, что «дорогие достоинства» девушки, устойчиво прилагаемые автором дневника к ее характеристике,  обнаруживают свое вполне определенное значение:

«Поздним вечером 25 сентября 1945 г.

к Васе Трофимову прибежал Люсик.

–    Ну, Митя! – сказал он. Все будет устроено. Крестная обещается устроить все дело, только вот кончат ужинать и все.

–    Ладно, Люсик! – отвечал я ему. – Давай закурим, а потом пойдем.

Вася подал нам газеты, мы закурили и пошли. Я чуть волновался. Нужно было пройти через двадцать человек и остаться незамеченным. Тихо, без шума подошли мы к люсиковому крылечку. Так же тихо и осторожно пробрались мы в темную избу. В потемках я ничего не видел и поминутно натыкался на что-нибудь. Люсик провел меня в передний угол, за перегородку. Там было еще темней, чем в первой комнате.

–    Ну, ты Митя, оставайся здесь, – сказал он мне, указывая рукой на белый марлевый полог. – А я пойду. Они скоро придут сюда.

Оставшись один, я первым долгом решил ознакомиться с обстановкой. Вычиркнув спичку, я увидел полог, стоящий у стенки, и ряд сундуков, неаккуратно расставленных по комнате. Окна были забиты досками, а некоторые просто завешаны одеялами.

Примирившись с одиночеством, я лег в полог и стал ждать.

Ожидать пришлось недолго. Пришли они все разом – Женька, Таня, Люсик и к великому моему удивлению… Нюрка Орлова. Таня и Женька пришли ко мне, а Люсик лег с Нюркой в первой комнате.

Итак, любимый друг молодости, тот, для кого берегу я свою любовь, друг, носящий женское имя – Таня, снова в моих руках. В темноте я не вижу ее лица, не вижу хитро улыбающихся темно-синих глаз, но я ощущаю знакомую фигуру, слышу запах ее волос и теплоту ее молодого, никем не тронутого, организма. Слышу давно знакомый, милый ее голос.

В темноте я не вижу ее алых губ, но со всей страстью пылкого юноши, хватаю огненный жар поцелуя, и вместе с влажным прикосновением ее губ, я ощущаю огонь любви, который расплывается по организму, захватывает душу, и медленно расплываясь, теряется где-то около сердца. В темноте я не вижу ее ладного, крепкого, молодого тела, но прижимаясь к ней вплотную, я ощущаю теплоту ее пышных грудей, и в этой теплоте есть что-то губительно-манящее, влекущее за собой определенные последствия, есть яд, который иногда губит девушек».

Обратим внимание на то, что «теплота грудей» есть яд, который, по словам автора, губит не того, кого он манит, но саму девушку, «теплота грудей» оказывается губительной для самой обладательницы.

«Изо дня в день, все больше и больше углубляясь в отдаленные тайники души, я начинаю видеть в ней человека истинно с благородной душой, горячо умеющего любить, уважать, высоко держать честь свою, умеющего презирать и ненавидеть. Сравнивая ее с Нюркой Орловой, я увидел очень большое превосходство Тани над Нюркой. У одной благородная натура, у другой страстное, непонятное влечение к мужскому полу.

Впервые за период с 12 апреля по 25 сентября я попытался овладеть ее дорогими достоинствами. Получилось это так: Я прижал ее к стенке, крепко захватил руки, и прижав ее к кровати, начал задирать платье. Тут-то и получилось то, чего я не ожидал. Она задрожала как в лихорадке, голос ее оборвался – Ми-и-тя! Тебе не ст-ы-ы-д-но! Чуть тихим дрожащим голосом прошептала она и резким движением освободила свои руки. – Митя! – продолжала она тем же дрожащим голосом. – Бессовестный! Не ожидала я от тебя этого.

Тут она закрыла лицо руками и, нервно вздрагивая, тяжело охала. – Если впредь еще ты попытаешься овладеть мною силой – не считай меня своей, а я не буду считать тебя своим другом.

После я схватился, что начал до времени. Едва удалось уговорить мне ее. Сколько пришлось положить на это усилий. И ласки, и уговоры – ничего не помогало.

–    Буду твоей, тогда, не будем об этом говорить, а пока я для тебя только девушка.

За перегородкой спали Люсик и Нюрка. Сначала Нюрка не знала, что с Таней нахожусь я, а не Женька, и вела себя непринужденно, а потом, когда до ее слуха долетели мои слова, и она узнала их, уже после того она больше молчала, а если и говорила, то шепотом.

В эту ночь она предстала перед нашими глазами как самый низкий опустившийся до невозможности человек; один из тех, кого у нас в деревне называют «питерскими блядями». Такой увидел я ее после девятимесячной разлуки. Вот почему моя любовь, до того горячая ранее, теперь остыла навсегда.

Ранним утром, чуть предрассветный туман начал рассеиваться, а на гумнах застучали молотила, я покидал место ночлега…

Дорога от Ларины до Ушаковы прошла под влиянием только что прошедшей ночи. Мысленно я дивился ее уму. Как толково, жизненно смотрит она на будущее! Честь для ей – это главное. В попытке овладеть ею силой я потерпел поражение, зато любовь к ней укрепилась вдвое, против того напряженного момента, который был перед Пречистым. Вера в ее замечательные достоинства укрепилась окончательно и бесповоротно».

Итак, честь девушки – сохранение девственности до свадьбы. Она же – предмет посягательств героя и она же - предмет его уважения и основание для его чувств. Физиологический аспект девственности формулируется автором в этических терминах – «достоинство», и при этом – «дорогое».

«Таня спит рядом со мной, так рядом, что я ощущаю биение ее сердца. Бесчисленные встречи с ней и ночевки вместе, до того скрепили наши отношения, что мы уже не чувствуем никаких стеснений друг перед другом, и стыд, ранее существовавший, ушел в далекое прошлое. Я еще не пользуюсь правами мужа, так как Таня, высоко храня честь свою, является для меня только лишь любимой девушкой, но действия мои направлены на то, чтобы она была моей женой, и думаю, мечта моя скоро сбудется. Я уже вполне владею ее ценностями, и она на это отвечает лишь молчанием. Она безропотно разрешает делать над собой все, что мне сдумается, только при попытке овладеть ее милыми тайнами, оказывает решительное сопротивление. Уговоры никакие на ее не действуют; клятвы – тоже. Ласки мои согревают ее душу больше чем одеяло, под которым спим мы. Ночь проходит медленно, а сон мне не приходит и в голову. Таня тоже жалуется на бессонницу, на предстоящую долгую разлуку, на тяжесть своей судьбы... Поцелуями я стараюсь заглушить ее страдания, но от этого она лишь тяжелей страдает и длинные тяжелые вздохи вырываются из ее груди. Любовь во всем виновата.

Сколько, черт возьми, удивительно чудных и манящих минут в этих встречах. Правда, мы уже пережили тот момент, когда боязнь мешалась с любовью, когда рука убегала в сторону, случайно коснувшись груди подруги. Но и во второй стадии любви еще больше романтики и живости. Во второй стадии есть яд, который губит честь девушек, и юноша, ставший злодеем ее молодости, уже думает о большой любви... о детях.

Все это я сумел доказать Тане, и она глубоко вверилась в мои слова. Так изо дня в день я упорно и настойчиво продолжаю добиваться своего...»

В поведении и речи героя нельзя не заметить противоречия: он принимает правила досвадебных отношений, он признает, что они «честные», но, тем не менее, продолжает «добиваться своего». У него два «своих» поведения.

Правда, кроме девичьей чести основанием для расположения могут служить и иные характеристики девушки, например, ее социальное положение:

«Ужасно холодный северо-восточный ветер держит меня в повиновении. Дождь, длившийся несколько дней подряд, нагнал столько воды, что лавы на реке Индоманке отошли от берега на полметра, тем самым путь на свидание с Таней – отрезан. Придется, видимо, это время использовать с предметом старой любви – Орловой Анной Ал. …

Темная осенняя ночь… На чистый белый стол, льется, сквозь окно, поток лунного света. То он светит ярко, то, зайдя за тучу, уже не светит, и делается темно и тихо. Я сидел в самом углу, за столом; она же, отвалившись на меня, полулежала на лавке, и так, что ее голова была на руках моих, на уровне плеча. И в этой позе мы были долго. Разговор не выходил из рамок прошедших неприятностей и будущей жизни. На мой вопрос, почему так получилось, что мы направились по разным дорогам, она отвечала: Митя! почему ты не брал меня тогда? Ведь я бы пошла. Сначала, о Загонье, не шла, а потом-то пошла бы. И жили бы мы с тобой вместе. А теперь, вот, болтайся на чужой стороне.

–    Ну, что ж сделаешь, раз мы идем теперь не по одной дороге, то вместе нам уже не жить, потому что для тебя жизнь в деревне уже чужда, а я не могу в город уехать.

–    Нет! Это все в наших руках. Мы можем сделать все, и никто больше.

Таня все меньше и меньше начинает приходить мне в голову. Уж не изменил ли я ее? Как бы она не была хороша, но горячая любовь старого друга Нюрки и ее ласки, исключительные, до боли трогающие мое сердце, превосходят все. В ней я вижу человека, который все свои чувства отдает только для того, чтобы мы были вечными друзьями. Это исключительный экземпляр человеческого характера, для которого нет ничего равного, как любовь к другу. Она – квалифицированный человек, имеющий авторитет в высших кругах советского общества, идет на все уступки, только бы я был с ней вместе».

Честь девушки и мужская честь оказываются факторами взаимоисключающими. Мужская честь оказывается удовлетворенной тем, что женщина, имеющая «авторитет в высших кругах советского общества», уступает.

Развитие событий удовлетворяет поветсвователя и в стратегическом отношении:

«…начиная дружбу с Нюркой, заставляю этим страдать Таню Карину. Если же Таня любит меня крепко, то у ней загорится искра ревности, и она будет любить еще сильней, что приведет к быстрой развязке. А если же Таня под предлогом измены от меня сдумает все закончить, тогда я увязываюсь с Нюркой и еду к ней. Значит, встречи мои с Нюркой для меня выгодны. Сегодня, в клубе, испытываю Таню, что она скажет?

*          *          *

Мечты и мысли Тани в корне переменились. Если раньше она упорно не соглашалась на мои услуги, то теперь дело совершенно другое. Встретившись с ней в клубе, я первым делом заметил, что мысли ее изменились в лучшую сторону. Она уже не выставляет различных причин, а ссылается еще на то, какой ответ придет из района. Может быть еще придется в Конево идти. Я, правда, сильно не настаивал, а поэтому мы и разошлись, ни до чего не договорившись. Помешала еще и темная сентябрьская ночь и проливной дождь».

«Разговор уже доходит до настоящей семейной жизни. Я открыто называю ее своей женой, конечно, будущей, а она, не скрываясь, выражает свою любовь и стремление в недалеком будущем стать хозяйкой. В общем, казалось бы, куда лучше, как муж да жена. Но… нет! Честь девушки она хранит как зеницу ока, и горе тому, кто попробует осмеять. Я-то пытался и так и этак. Иссиня темные глаза Тани, организм нежный и пышный, ни кем не тронутый, все ее дорогие достоинства мною почитаются и, самому на удивленье, из-за Тани я бросил Нюрку – предмет горячей любви и, притом, трехлетней».

«Понедельник, вторник, среда… Сегодня уже четверг, четвертый день я не вижу Нюрки Орловой. Доходят слухи, что, будто бы Нюрка переживает. На меня это отнюдь не влияет, а наоборот, продолжая игру на нервах, я мысленно радуюсь ее мучениям. Все получилось из-за того, чтоб будучи в клубе, я не признался ей, а все свои чувства отдавал Тане. И я не жалею об этом, потому что благородная душа и удивительный характер Тани держат меня в повиновении, а сгубившая Нюрку страсть к мужскому полу и ее легкий характер, необычайное положение в обществе, плохая слава, да плюс «баба», все это, вместе взятое, охладило мое сердце и я забыл все клятвы и обещания, данные ей когда-то, и любимое словечко Нюра заменил более громким – Таней.»

«Где-то в дороге, все дальше и дальше от дому едет Нюрка… Отнесся я к ней весьма хладнокровно, а вот как уехала… Жалеть стал. Может ее милые ласки никогда не согреют мою бедную душу, а мне, любившему ее три года, никогда не срывать с ее губ лимонов любви. Кошмар! Сердце, холодное, жестокое, неукротимое, закаменевшее в боях с врагом, страдает.

Таня! С этим милым для меня именем связаны дни ужасных страданий и переживаний. Вот только я одного не пойму, почему я страдаю о двух зараз, что недопустимо. Таня должна стать другом моей жизни – это факт. Дуся Шаманова вчера сказала в клубе, что Таня изъявляет желание идти за меня замуж. И для меня это ясно уже давно. Вот почему вспоминая о Нюрке, я не забываю и Танюши, тихой, скромной, застенчивой девушки с благородной натурой и открытой душой, будущей моей жены…»

Я привела три следующих один за другим эпизода, характеризующие стратегию и оценку ситуации героем автобиографической прозы: он старадает о двух одновременно, или «зараз», как он выражается.

В следующем эпизоде описывается поход «артели» на праздник в другую деревню. Из мы узнаем, что характеристики двух девушек, составивших с героем описываемый им любовный треугольник, не портреты, но общие места, посредством которых автор представляет девушку вообще – красота, дорогие достоинства, фигура, авторитет в обществе. Определения появляются в тексте тогда, когда нужно описать героиню любовной интриги.

10 октября 1945 г.

Праздник на Холую

…На беседе я не видел ничего хорошего, так как весь вечер спал непробудным сном. Как-то раз, а было это примерно около двенадцати часов ночи, я проснулся. Мишка поднял меня на ноги, и мы пошли плясать нашего национального ланца. Плясал я с закрытыми глазами, так как они не раскрывались, и всякие фигуры в пляске исполнялись механически. Я даже не запомнил с какой девкой и плясал. После ланца я снова погрузился весь, с головой, в какую-то мрачную дремоту. Разбудили меня уже тогда, когда на беседе осталось всего лишь несколько человек. Хмель в голове моей не прошел еще совершенно, и Клавдия Богданова повела меня под руки к себе на квартиру. Придя на квартиру я увидел там несколько исаевских девушек. Когда постели были уже постелены, Клава подошла ко мне и спросила:

–    С кем ляжешь спать? Есть Нюра, Катя и Лена.

Я, не задумываясь, ответил:

–    Конечно, с Леной!

Прежде чем приступить к описанию дальнейшего, я хочу пояснить, почему я не задумываясь, изъявил желание ночевать с Леной.

Впервые я встретился с Леной в декабре 1944 г., но еще до встречи я от многих слыхал, что в хярке (так! – С.А.) есть замечательная девушка. И они были правы. С первого же взгляда она понравилась мне до безумия. Ну и что ж? Раз она понравилась мне до безумия, то я решил с ней познакомиться. Хоть я и инвалид, но авторитет в обществе девушек имел полный. Спустя месяц, а может быть и больше, я получал уже письма от Лены, насыщенные любовью…

Весной 1945 года я познакомился с Таней Кариной. Частые встречи с ней охладили мои отношения к ней – Лене, и встретившись о Троице, я уже не признался к Лене…

С тех пор я уже не получал от ей писем и не писал сам. И вот спустя 5 с половиной месяцев я снова с ней встретился. Что же меня повлекло к ней? Красота ее необыкновенная и дорогие достоинства девушки вскрутили головы многим юношам. Каждый считал бы большим удовольствием поговорить с ней и посидеть рядом, не говоря уже о другом. Меня это тоже заинтересовало и тронуло. Авторитет в обществе девушек плюс огромный опыт обращения с ними, и я уже не говорю с ней и не сижу рядом, а темной октябрьской ночью спим вместе, под одним одеялом. Я в ее объятиях. Я чувствую биение ее сердца, бьется оно тут, где-то с моим, рядом. Я ощущаю теплоту ее тела, запах ее волос, слышу милый ее голос. А поцелуй? Какую губительную силу производит он на меня, и тем более на нее. Я чувствую, как сокращается ее тело, всем своим существом она жмется ко мне, отчего кровь моя вскипает ключом, и непонятные чувства овладевают мною. Если бы не было рядом ее сестры – Кати, я не вынес бы этого губительного момента. Но присутствие рядом ее сестры и других девушек заставляло меня быть более культурным и вести себя так, как требовало это общество девушек. И я это выдержал с честью. Правда были моменты невыносимые, но превозмогая все, делал вид, что я хладнокровен ко всему, только сам еще сильней впивался в ее невидимые, но ощутимые губы, и жар этого момента терялся где-то в жилах. Сон в эту ночь не приходил в голову. Личный интерес к этой девушке с дорогими достоинствами превзошел все мои ожидания. …Утром мы встали вместе со всеми. Ночь, проведенная в обществе девушки, сказалась на многом. Во-первых, всю ночь я не спал, отчего поутру было тяжело, хотелось спать; кружилась голова…

Время с обеда и до самого вечера я провел с Леной в отдельной комнате Александры Михайловны. Мне понравился ее удивительный характер. Она никак не может рассердиться, выругаться, и даже не может грубо сказать слово. Не с каждой можно поговорить так толково о всяких делах жизни. Особенно то мне понравилась ее красота, фигура и авторитет в любом обществе. Поэтому придя с беседы домой я мысленно взялся пытать ее насчет замужья. Спать мы легли раньше всех, так как уединение меня интересовало больше, чем беседа. Итак мы снова под одним одеялом. Снова я ощущаю теплоту ее тела, приятный запах ее волос, и тоненький тенорок звучит где-то рядом, у уха. Снова с удвоенной силой сжимаю ее в своих объятиях, и губительная сила влечения к прекрасному полу не дает спокоя моим расшатанным нервам. Вторая ночь без сна».

Как видно из текста, наличие «дорогих достоинств девушки», а также «красота и авторитет в обществе» неизменно побуждают героя, томимого влечением, с каждой из своих подруг обсуждать возможность брака. Обсуждение брачного вопроса – стратегия домогательства. Доступность женщины, выражаясь языком рассказчика: «снимает его с повестки дня»:

«Непонятное волнение к женскому полу заставляет иногда забывать законную любимую. Девушка с Островского с/с показалась мне хорошей...

Мысль, что ночь я проведу хорошо, решила исход дальнейшего моего поведения. Добрая хозяйка послала для меня постель. Я не замедлил лечь, взяв с собой и девушку. Звали ее Маруся. Она имела ряд положительных сторон. Теплота девичьего тела... пышные груди близость всего лучшего толкнули меня на коварство. Я не замедлил попытать ее. Она оказала мне сопротивление, но незначительное, чем я воспользовался совершенно».

 «31 октября 1945 г.

Какой скучный день сегодня! На улице мороз, снега еще нет, а земля, простывшая на два вершка, говорит о скорой зиме. Председатель ушел сегодня в лес, и я один сижу в конторе, даже хозяйки, и той сегодня нет.

Какая тишина!.. Только стенные часы медленно отбивают минуты, да где-то на улице, под окном, звенят голоса маленьких ребятишек.

Только сейчас ушла из конторы А.И. Забыв все предосторожности, я не мог удержаться от искушения. Жалкая душа! Я ждал хоть одного слова против, а она и того не сказала.

До какой низости доходят люди. А нам, мужчинам, какое до этого дело? Одна девушка говаривала: «Приветствую тех ребят, которые просят, и презираю тех девушек, которые дают». На то мы и мужчины, чтобы покорять женские сердца и пользоваться слабостью некоторых. А ее презираю за это. В противовес таким низким людям, как «шмориха», я ставлю своего любимого друга Таню Карину. Это человек, истинно, с благородной натурой… Честь девушки она ставит превыше всего, вот почему все мои попытки овладеть ее тайнами потерпели крах. За это я ее люблю! Да-да! За честное поведение она заслуживает любви. Если бы я мог покорить ее, то, безусловно, походил бы к ней некоторое время, а потом бросил. Но теперь я не думаю отставать от ей до тех пор, пока она не отстанет или какой-нибудь случай не разъединит нас».

Стратегия «правильного» мужского поведения, избираемого героем, своей целью имеет «овладение дорогими достоинствами».  Достижение этой цели рисуется как завоевание. Метафора завоевания, представленная в автобиографическом тексте, имеет  типологические параллели в мужской игровой культуре. Игры строятся на двух основных принципах: попадание в цель и овладение территорией.  Взятие снежного городка, игра в ножички и другие игры, предметом которых является захват или раздел территории. Эта метафора существует и на уровне игры, и на уровне ритуала. Как представляется, она служит одной из общих символических форм, определяющих рисунок традиционного мужского поведения, как в сфере речи, так и в сфере действий. Отношения с противоположным полом укладываются в этот ряд: женщина есть территория.

Когда я использовала эту метафору, мне было важно подчеркнуть, что в мужском тексте женщина представлена не как адресат мужской речи, а как объект, подлежащий захвату, то есть – не как лицо, а как предмет. Или – точнее, как бессловесное живое существо, чьи повадки надо изучить, дабы знать, как с ним управиться. Прямые отношения не мыслятся как возможные. Диалог – убалтывание, уговаривание - это одна из тактик захвата, но не путь к взимопониманию. Собственно, замечание «зачем она так открыто открывается», как раз и проясняют авторскую позицию в отношении природы диалога парня с девушкой.

Постепенно становилось понятно, что эта метафора куда глубже. В отличие от завоевания, женщину-территорию можно получить посредством мирного договора, в этом случае «территория» выкупается. Выкуп «территории» многократно разыгрывался в ходе традиционной свадьбы. Так, например, когда сваты приезжали за невестой перед венцом, они выкупали ее у подружек следующим образом:

Девушки расстилают платок перед сватами:

- У нашего хозяина изба не из трех углов, а  из четырех, да и с крышей!

- Вот вам, девушки, на четыре угла (сват кладет деньги по углам платка), да и с крышей! (кладет деньги в центр платка)» (свадьба Лешуконского района Архангельской области).

Избранная героем автобиографического текста стратегия поведения находится в явном противоречии с тем женским образом, который представляет автор в качестве идеального и искомого – девушка, оберегающая свое девство для будущего мужа. Девушка, с одной стороны, являет собой территорию, которую нужно взять, с другой стороны, покорение этой территории, перемещает искомый образ дальше, за освоенную полосу. 

«8 ноября… Овладеть дорогими достоинствами Тани я не могу. Если бы это было год спустя, я сказал бы ей:

–    Береги ты свою ц..., а я к тебе больше не подойду. Но сейчас – дело другое. Сколько не болтайся, а жениться все равно придется. Вот почему я не смотрю на ее упорство. Все равно, думаю, она не уйдет от моих рук.

Что может быть родней рук любимой, обхвативших шею, и поцелуй...

Встречи продолжаются... Отношения между нами не меняются. С каждым новым свиданием укрепляется вера в будущее... И мысль, что я овладею ею прежде, чем она ляжет на мою кровать в качестве жены, не уходит от меня, а наоборот, укореняется. За одной безрезультатной попыткой последует другая, за другой, третья и так до тех пор, пока Таня не сдастся».

«Образ любимой девушки преследует меня всюду, где бы то я не находился. Где та суровая жестокость в моем сердце, которая была в суровые дни боев 1943 года? Может ли быть, что сердце мужчины, холодное, тяжелое, беспощадное, закалившееся на полях битвы с врагом, может таять перед девственностью как воск. – Нет! Наберись силы воли, Дмитрий Петрович, и забудь думать о любви. Женщины – продажные души. Ты помни об этом всегда, и мысль эта поможет тебе легко относиться к своей любимой».

Женский воображаемый образ нашего героя, его анима, на двадцать первом году его жизни явлена в двух ипостасях. Во-первых, - она представлена как освоенная, но не своя, территория. Ценность такой «территории» - невелика: «продажная душа», «баба», «питерская блядь». Во-вторых, она представляет собой «ничью землю», предмет любви и желания. Захват ничьей земли приводит к уничтожению  романтической «анимы».

Наш герой не в состоянии принять-пережить эту «территорию» ни как подлежащую заботе свою, ни как – чужую, те есть являющуюся чьей-то собственностью. В соответствие с традиционными нормами, «дорогое достоинство» девушки – предмет чести ее родителей, то есть это их собственность. Новый обычай брака  – уход с с праздника в дом мужа – отменил правило «договора», определявшего социальный смысл традиционной свадьбы, где женихова сторона «выкупала» территорию у родителей невесты. Девушка перестала быть предметом договора, она стала прямым противником в ристалище за честь.

Сон, записанный автором дневника 2 ноября 1945 года, толкует ему о противоречии между социальной стратегией завоевания и романтическим, любовным чаянием, которое он переживает, на языке архетипических метафор - «незнакомая дорога», «кукушка», «желтые цветы»:

«Сон: …Иду я один. Дорога, вившаяся между небольшими кустами, показалась мне чужой и незнакомой. Кругом тишина, только где-то, вдали, кукует кукушка. Навстречу мне попадают незнакомые люди, и каждый несет в руках букет цветов. Я смотрю в лица прохожих и вдруг узнаю… Таню! Она тоже несет букет желтых цветов. Взгляды наши встретились. Я ей ничего не сказал, а она, слегка улыбнувшись, подает мне букет. На, говорит, это все то, чего добивался ты от меня. Я хотел возражать, но… ее уже не было. Я закричал: Таня! Вернись!

И тут я проснулся. Было уже утро. Мать затопляла печку…»Дневник Дмитрия Беспалова прекрасен сам по себе, как литературный памятник. Чего стоят одни «лимоны любви», срываемые с губ поцелуем, или - стрижка у бани, из которой пахнет горелым спиртом, или - «холодный северо-восточный ветер», который «держит» героя «в поминовении»!

Из записей, сделанных весной 46-го года, мы узнаем, что Таня Карина стала чужой женой. Этот факт автор упоминает не по обыкновению скупо, продолжая двигаться далее в своих описаниях встреч с девушками, как располагающими дорогими достоинствами, так и лишившимися их.

«6 апреля 1946 г.

Жизнь движется вперед полным размашистым шагом. Пролетают дни, недели и месяцы сороковых годов двадцатого века. На арене жизни появляются и исчезают новые люди, моменты, случаи и приключения.

Третий год пошел со вчерашнего дня как я вернулся домой с Великой Отечественной войны. Два года жизни в условиях колхозной деревни мало внесли существенных изменений в мой ум и характер. За эти два года я имел ряд замечательных девушек, с коими по-разному приходилось мне общаться. Только вчера последняя моя знакомая – Карина Татьяна вышла в замуж. На меня это, конечно, подействовать не могло, потому что ранее существовавшая любовь перешла в стадию холодного отвращения и жгучей ненависти».

Крестьянский брак был важным социальным событием, важным как для самих супругов, так и для их родов. Семьи, роднясь, усиливали свои социальные позиции, круг их связей расширялся, поэтому так важно было выбрать родовитую семью в качестве будущих свойственников. Не менее важна была и «честь» невесты: она должна была отдать свою женскую силу тому роду, в который она входила. Репутация семьи невесты обеспечивалась тем, что до брака ее сохраняли «честной». Невесту выбирали не по «любви», а по статусу. Как замечает наш герой – любовные отношения для молодости и холостой жизни, а после брака жена – собственность.

Попытка Дмитрия Беспалова совместить риторику любовной речи, заимствуемой из литературы, и практику традиционных матримониальных установлений образует тот внутренний конфликт, который так и не разрешает автор на страницах своего дневника. Наивный бытовой романтизм мужской внутренней речи создает трепетный девичий образ, он ищется в реальных девушках, им хочется обладать. Но как только желаемое достигнуто, этот образ как горизонт, уходит. При прикосновении золото превращается в черепки, а девушка – в «питерскую блядь» или собственность. И вновь герой выходит на поиск ускользающей суженой. А годы идут.


  1. Принудительные работы, обычно, лесоповал. На них колхозники отправлялись за какую-либо провинность или нехватку трудодней. Таня должна была  отработать на лесоповале на р.Кеме.

  2. «Пречистая» (здесь - «пречистый») – Праздник Рождества Пресвятой Богородицы – 21 сентября.